Пианистка [litres] - Эльфрида Елинек

пылает ненависть к рыхлому прогорклому плоду, которым заканчивается ее низ. Лишь искусство обещает бесконечную сладость. Эрика убыстряет шаг. Скоро эта гниль будет разрастаться и затронет еще бо́льшую часть тела. И потом придет мучительная смерть. Эрика в своих мыслях с отвращением расписывает, как она, словно бесчувственная зияющая дыра в метр семьдесят пять длиной, будет лежать в гробу и как смешается с землей; дыра, которую она презирала и держала в небрежении, полностью забрала над нею власть. Она превратилась в Ничто. И ничего другого для нее более не существует.

Вальтер Клеммер незаметно для Эрики преследует ее. Он преодолел первый сильный порыв. Пока он отказался от мысли вскрыть конверт прямо сейчас, потому что ему хочется откровенно поговорить с живой и теплой Эрикой, прежде чем он прочитает безжизненное письмо. Эрика, живая женщина, Клеммеру милее, чем мертвый клочок бумаги, для изготовления которой умерщвляют деревья. «Я прочитаю это письмо потом, дома, в тишине и покое», – думает Клеммер, желая остаться в игре. Мяч, в который он играет, катится, скачет, подпрыгивает перед ним, останавливается у светофора, отражается в витринах. Он не позволит этой женщине диктовать, когда ему читать письма или переходить в атаку. Женщина не привыкла к роли преследуемой и не оглядывается назад. И все же ей придется усвоить, что она – дичь, а мужчина – охотник. И лучше усвоить это сегодня, чем завтра. Эрике и в голову не приходит мысль о том, что когда-нибудь ее воля не будет решать ничего, хотя давно уже все решает воля ее матери. Это обстоятельство настолько вошло в ее плоть и кровь, что она его не замечает. Доверяй, но проверяй.

Ее приветливо манят двери родного дома. Ее уже коснулись теплые ведущие лучи. Эрика, словно движущаяся световая точка, появляется на экране материнского радара и машет крылышками, как мотылек, как насекомое, пришпиленное булавкой более сильного существа. Эрике не захочется узнать, как Клеммер отреагировал на ее письмо, потому что она не станет подходить к телефону. Она сейчас же попросит мать, чтобы та, если позвонит мужчина, сказала, что Эрики нет дома. Эрика считает, что может приказать матери что-то, что мать не успела приказать ей самой. Мать желает Эрике удачи в ее решении отгородиться от внешнего мира и довериться матери. Мать как одержимая, с внутренним жаром, что совершенно не соответствует ее почтенному возрасту, врет по телефону: «К сожалению, моей дочери сейчас нет дома, я не знаю, когда она вернется. Сделайте милость. Большое спасибо». В такие минуты дочь принадлежит ей еще больше, чем обычно. Только ей и никому другому. Для всех других ее ребенка нет дома.

Клеммер, полностью заваленный обломками мыслей Эрики, следует за женщиной, с которой связаны его чувства, по Йозефштедтерштрассе. Раньше в этом доме находился самый большой и самый современный кинотеатр Вены, а теперь здесь банк. Эрика с мамой совершали сюда праздничные выходы по праздничным дням. Из экономии они чаще ходили в маленькую дешевую киношку «Альберт». Отца оставляли дома, чтобы не тратить на него деньги и чтобы он не растратил остатки своего соображения, присутствуя с ними на сеансе. Эрика ни разу не обернулась. Чувства не говорят ей ни о чем; не говорят они ей ничего и о любимом человеке, который так близко. При этом мысли ее целиком и полностью направлены в одну точку, направлены на Вальтера Клеммера, на любимого человека, вырастающего до гигантских размеров.

Они с похвальным рвением бегут друг за другом.

Учительницу музыки Эрику Кохут что-то подталкивает сзади, и гонит ее вперед мужчина, который пробуждает в ней то ли дьявола, то ли ангела. Эта женщина способна ответить мужчине нежным участием. Эрика начинает приоткрывать для себя завесу над властью чувств и над тем, какую роль они могут играть, однако она по-прежнему не замечает у себя за спиной своего ученика Клеммера, хорошо умеющего владеть своими чувствами. Она идет домой, на этот раз не купив ни нового заграничного журнала мод, ни платья, фотография которого помещена в журнале. Она не бросила ни одного взгляда на новехонькие модели, выставленные в витрине. Единственный взгляд, который она, взбудораженная разбуженным ею пылким мужским чувством, позволила равнодушно и бегло бросить на что-то, упал на первую полосу завтрашней газеты – на фотографию грабителя банка, совершившего ограбление сегодня, – на свадебную фотографию новоиспеченного преступника. Вероятно, он в последний раз сфотографировался по случаю обручения. Теперь о нем знают все, потому что он арестован. Эрика представляет Клеммера в роли жениха, себя в роли невесты, а мать в роли матери невесты, которая будет жить вместе с молодыми, и Эрика вновь не замечает ученика, о котором она непрерывно думает и который крадется за ней.

Матери известно, что ребенок вернется домой не раньше чем через полчаса, если все пойдет своим чередом, однако она уже вся извелась в ожидании. Мать не знает, что урок отменен, и все же она ждет-поджидает свою пунктуальную дочь, которая всегда к ней возвращается. Воля Эрики, словно ягненок, льнет к материнской воле в облике льва. Этот жест покорности препятствует тому, чтобы материнская воля разорвала на клочки мягкую, неоформившуюся волю дочери и проглотила ее окровавленные косточки. Дверь парадного распахивается, выплескивая наружу темноту. Перед Эрикой тянутся вверх марши лестничной клетки, этой лестницы в небо, к «Вечерним новостям» и к следующим за ними телепередачам. Эрика нажимает на кнопку освещения, и со второго этажа вниз протягивается мягкая полоска света. Дверь в квартиру перед ней сама не распахнется, потому что к ее шагам никто не прислушивается, ее ждут не раньше чем через полчаса. Мать полностью посвящает себя последним приготовлениям, венцом которых сегодня будет ростбиф с луковой подливкой.

Вальтер Клеммер вот уже полчаса видит только спину своей учительницы. Он узнал бы ее со спины, которую Эрика считает не самой сильной своей стороной, среди тысячи других! Он разбирается в женщинах, знает их и с той, и с другой стороны. Он видит не слишком туго набитую подушку ее ягодиц, возлежащую на плотно сбитых столбиках ног. Он мысленно представляет себе, как будет обращаться с этим телом, он – специалист, которого не собьют с толку никакие отказы и сбои в системе. Клеммера охватывает чувство радостного ожидания, к которому примешивается некоторый страх. Эрика пока еще мирно идет по лестнице, но скоро она изойдет в страстном крике! Страсть сотворит он, Клеммер, сотворит единоличными усилиями. Это тело пока еще совершенно беззаботно движется в разных режимах, однако скоро Клеммер переключит его на режим «кипячение». Клеммер